“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
-слушай...достал!!!иди к гидриду натрия с йодидом урана -что?! -NaH UI -хм...ну, химик, а ты тогда иди обьём-3,14-целые числа-дискриминант-напряжение! -? -V Pi Z D U -математик хренов
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
блин, иногда полезно ж мысли не выражать никоим образом. Поставила утром статус вконтакте "sex, drugs & rock'n'roll". Ну вот зачееем? Мысли материализовались, только секс был brainfuck...
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
У всего должен быть финал. Нет ничего ужаснее, чем обнаружить – конец еще вовсе не конец. Бегун, разорвавший грудью финишную ленточку и увидевший, как впереди натягивают новую; боец, подбивший танк и обнаруживший за ним еще парочку; долгая тяжелая беседа, закончившаяся словами «а теперь давай поговорим серьезно»… Финал должен быть хотя бы для того, чтобы за ним последовало новое начало.
----
– На дворе зима, – заметил я. – И ночь. Дети спят, птицы улетели в теплые края. Но войн и эпидемий вроде как нет. Зато есть террористы и СПИД.
----
Лидер – это не тот, кто впереди на лихом коне, это тот, кто направит каждого в нужную сторону и сумет вовремя остановиться сам.
----
Вот так бывает — чуть-чуть познакомишься с человеком и вдруг понимаешь, что мог бы с ним подружиться. Что он стал бы тебе другом, может быть, самым лучшим. Но жизнь разводит в разные стороны, и только в детских книжках друзья наперекор всему остаются друзьями.
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Василий К
Безобразны и злы
Нам дано протрезветь в заповедных горах Где синее становится чёрным Все другие цвета не к лицу мудрецам Во всезнании взрослорождённым Мы постигнем величие наших отцов Не раньше, чем завтра с утра Наша молодость - рядом, но больше не пьёт И ей уже, видно, пора
Мы безобразны и злы И поэтому нам разрешается жить Мы постоянно пьяны И поэтому мы ещё можем любить Мы безобразны и злы, как же нам повезло Я так благодарен Мы безобразны и злы, значит, есть ещё шанс Значит, всё впереди
По ночам снится нам дым сожжённых мостов А ещё чемоданы с деньгами И как ласковый Бог дарит золото снов Не спеша превратить его в камень Наш излюбленный жанр - навсегда, навсегда Это гордая жалоба небу Чтобы в грязь, на колени, но в вечность глаза А в глазах - гениальная небыль
Мы безобразны и злы И поэтому нам разрешается жить Мы постоянно пьяны И поэтому мы ещё можем любить Мы безобразны и злы, как же нам повезло Я так благодарен Мы безобразны и злы, значит, есть ещё шанс Значит, всё впереди
Я боюсь, что однажды увижу тебя Неприлично, невежливо трезвой Что мне делать тогда? Смолкнет музыка сфер И останется грохот железа Так впадём же во грех, а потом разберём Где вино, где кровь и где правда И чем больше мы пьём, тем быстрее поймём Как прекрасно, что мы ещё рядом
Мы безобразны и злы И поэтому нам разрешается жить Мы постоянно пьяны И поэтому мы ещё можем любить Мы безобразны и злы, как же нам повезло Я так благодарен Мы безобразны и злы, значит, есть ещё шанс Значит, всё впереди
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
В военной части, где служит Кир, есть только два оправдания и повода для увольнительной больше, чем на сутки и за территорию военного городка: тяжелая болезнь или смерть близких.
А люди в различных ситуациях так просто оправдываются какими-то планами, обстоятельствами, придумывают какие-то тупые отмазки... Мое мнение таково, что подвести человека можно только в том случае, если случилось реально что-то страшное... Все остальные случаи такого поведения - просто недостоинство человека, животная примитивная натура. Я вовсе не злюсь на таких людей и не желаю проучить или отомстить, как советуют некоторые. Просто разочарована. Такая спокойная тихая грусть, которая потихоньку скоро испариться.
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Кукрыниксы
Иллюзии
Так ли то, что он в песнях по миру летал, Так ли то, что он стены ломал? Так ли то, что имел, то не знал и не ждал Так ли сам в себе все наказал? То ли стало свободней ему от игры, То ли стала свободней играть. И закроется книга его, и сгорит, Только нам его строк не догнать.
Мы не понимаем, где нам оказаться, На какое место сесть и куда, Чтобы от иллюзий своих отказаться, Чтобы в голову не шла ерунда? Солнце обижает нас, небо не любит, Мысли превращаются в западню. Сцены поджидают вас, новые люди, Не окаменейте, подарят огню.
Так ли то, что от жизни про нас все узнал, Так ли то, что он нам предсказал? А сорвался на чем-то и стал тосковать. Так ли то, что нам мук не понять? Так ли то, что он смог, опираясь на жесть, Взаперти свое сердце обнять? Так ли то, что здесь место для этого есть, Так ли то, что вообще что-то есть?
Мы не понимаем, где нам оказаться, На какое место сесть и куда, Чтобы от иллюзий своих отказаться Чтобы в голову не шла ерунда? Солнце обижает нас, небо не любит, Мысли превращаются в западню. Сцены поджидают вас, новые люди, Не окаменейте, подарят огню.
Мы не понимаем, где нам оказаться, На какое место сесть и куда, Чтобы от иллюзий своих отказаться Чтобы в голову не шла ерунда? Солнце обижает нас, небо не любит, Мысли превращаются в западню. Сцены поджидают вас, новые люди, Не окаменейте, подарят огню.
Свет оконный дождь зальёт, Разведут мосты, Ветер в небо унесёт нотные листы. Не во сне, а на яву смог увидеть он, Как стучался в синеву погребальный звон. Он ушёл в рассвете сил на исходе дня, И никто не попросил: "Ты прости меня..." И никто не разглядел, что над ним сиял венец...
И потом сквозь сорок дней На святой порог Сколько вынес он скорбей, Знает только Бог... Тот которого любил он, И у него просил, просил...
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Шварц Е.
Сказка о потерянном времени
Жил-был мальчик, по имени Петя Зубов. Учился он в третьем классе четырнадцатой школы и все время отставал, и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению. – Успею! – говорил он в конце первой четверти. – Во второй вас всех догоню. А приходила вторая – он надеялся на третью. Так он опаздывал да отставал, отставал да опаздывал и не тужил. Все «успею» да «успею». И вот однажды пришел Петя Зубов в школу, как всегда с опозданием. Вбежал в раздевалку. Шлепнул портфелем по загородке и крикнул: – Тетя Наташа! Возьмите мое пальтишко! А тетя Наташа спрашивает откуда-то из-за вешалок: – Кто меня зовет? – Это я. Петя Зубов, – отвечает мальчик. – А почему у тебя сегодня голос такой хриплый? – спрашивает тетя Наташа. – А я и сам удивляюсь, – отвечает Петя. – Вдруг охрип ни с того ни с сего. Вышла тетя Наташа из-за вешалок, взглянула на Петю, да как вскрикнет: – Ой! Петя Зубов тоже испугался и спрашивает: – Тетя Наташа, что с вами? – Как что? – отвечает тетя Наташа. – Вы говорили, что вы Петя Зубов, а на самом деле вы, должно быть, его дедушка. – Какой же я дедушка? – спрашивает мальчик. – Я – Петя, ученик третьего класса. – Да вы посмотрите в зеркало! – говорит тетя Наташа. Взглянул мальчик в зеркало и чуть не упал. Увидел Петя Зубов, что превратился он в высокого, худого, бледного старика. Выросла у него седая окладистая борода, усы. Морщины покрыли сеткою лицо. Смотрел на себя Петя, смотрел, и затряслась его седая борода. Крикнул он басом: – Мама! – и выбежал прочь из школы. Бежит он и думает: «Ну уж если и мама меня не узнает, тогда все пропало». Прибежал Петя домой и позвонил три раза. Мама открыла ему дверь. Смотрит она на Петю и молчит. И Петя молчит тоже. Стоит, выставив свою седую бороду, и чуть не плачет. – Вам кого, дедушка? – спросила мама наконец. – Ты меня не узнаешь? – прошептал Петя. – Простите – нет, – ответила мама. Отвернулся бедный Петя и пошел куда глаза глядят. Идет он и думает: – Какой я одинокий, несчастный старик. Ни мамы, ни детей, ни внуков, ни друзей… И главное, ничему не успел научиться. Настоящие старики – те или доктора, или мастера, или академики, или учителя. А кому я нужен, когда я всего только ученик третьего класса? Мне даже и пенсии не дадут – ведь я всего только три года работал. Да и как работал – на двойки да на тройки. Что же со мною будет? Бедный я старик! Несчастный я мальчик! Чем же все это кончится? Так Петя думал и шагал, шагал и думал, и сам не заметил, как вышел за город и попал в лес. И шел он по лесу, пока не стемнело. читать дальше«Хорошо бы отдохнуть», – подумал Петя и вдруг увидел, что в стороне, за елками, белеет какой-то домик. Вошел Петя в домик – хозяев нет. Стоит посреди комнаты стол. Над ним висит керосиновая лампа. Вокруг стола – четыре табуретки. Ходики тикают на стене. А в углу горою навалено сено. Лег Петя в сено, зарылся в него поглубже, согрелся, поплакал тихонько, утер слезы бородой и уснул. Просыпается Петя – в комнате светло, керосиновая лампа горит под стеклом. А вокруг стола сидят ребята – два мальчика и две девочки. Большие окованные медью счеты лежат перед ними. Рабята считают и бормочут. – Два года, да еще пять, да еще семь, да еще три… Это вам, Сергей Владимирович, а это ваши, Ольга Капитоновна, а это вам, Марфа Васильевна, а это ваши, Пантелей Захарович. Что это за ребята? Почему они такие хмурые? Почему кряхтят они, и охают, и вздыхают, как настоящие старики? Почему называют друг друга по имени-отчеству? Зачем собрались они ночью здесь, в одинокой лесной избушке? Замер Петя Зубов, не дышит, ловит каждое слово. И страшно ему стало от того, что услышал он. Не мальчики и девочки, а злые волшебники и злые волшебницы сидели за столом! Вот ведь как, оказывается, устроено на свете: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет. И злые волшебники разведали об этом и давай ловить ребят, теряющих время понапрасну. И вот поймали волшебники Петю Зубова, и еще одного мальчика, и еще двух девочек и превратили их в стариков. Состарились бедные дети, и сами того не заметили – ведь человек, напрасно теряющий время, не замечает, как стареет. А время, потерянное ребятами, – забрали волшебники себе. И стали волшебники малыми ребятами, а ребята – старыми стариками. Как быть? Что делать? Да неужели же не вернуть ребятам потерянной молодости? Подсчитали волшебники время, хотели уже спрятать счеты в стол, но Сергей Владимирович, главный из них, – не позволил. Взял он счеты и подошел к ходикам. Покрутил стрелки, подергал гири, послушал, как тикает маятник, и опять защелкал на счетах. Считал, считал он, шептал, шептал, пока не показали ходики полночь. Тогда смешал Сергей Владимирович костяшки и еще раз проверил, сколько получилось у него. Потом подозвал он волшебников к себе и заговорил негромко: – Господа волшебники! Знайте – ребята, которых мы превратили сегодня в стариков, еще могут помолодеть. – Как?– воскликнули волшебники. – Сейчас скажу, – ответил Сергей Владимирович. Он вышел на цыпочках из домика, обошел его кругом, вернулся, запер дверь на задвижку и поворошил сено палкой. Петя Зубов замер, как мышка. Но керосиновая лампа светила тускло, и злой волшебник не увидел Пети. Подозвал он остальных волшебников к себе поближе и заговорил негромко: – К сожалению, так устроено на свете: от любого несчастья может спастись человек. Если ребята, которых мы превратили в стариков, разыщут завтра друг друга, придут ровно в двенадцать часов ночи сюда к нам и повернут стрелку ходиков на семьдесят семь кругов обратно, то дети снова станут детьми, а мы погибнем. Помолчали волшебники. Потом Ольга Капитоновна сказала: – Откуда им все это узнать? А Пантелей Захарович проворчал: – Не придут они сюда к двенадцати часам ночи. Хоть на минуту, да опоздают. А Марфа Васильевна пробормотала: – Да куда им! Да где им! Эти лентяи до семидесяти семи и сосчитать не сумеют, сразу собьются. – Так-то оно так, – ответил Сергей Владимирович. – А все-таки пока что держите ухо востро. Если доберутся ребята до ходиков, тронут стрелки – нам тогда и с места не сдвинуться. Ну, а пока нечего время терять, – идем на работу. И волшебники, спрятав счеты в стол, побежали, как дети, но при этом кряхтели, охали и вздыхали, как настоящие старики. Дождался Петя Зубов, пока затихли в лесу шаги. Выбрался из домика. И, не теряя напрасно времени, прячась за деревьями и кустами, побежал, помчался в город искать стариков школьников. Город еще не проснулся. Темно было в окнах, пусто на улицах, только милиционеры стояли на постах. Но вот забрезжил рассвет. Зазвенели первые трамваи. И увидел наконец Петя Зубов – идет не спеша по улице старушка с большой корзинкой. Подбежал к ней Петя Зубов и спрашивает: – Скажите, пожалуйста, бабушка, – вы не школьница? – Что, что? – спросила старушка сурово. – Вы не третьеклассница? – прошептал Петя робко. А старушка как застучит на Петю ногами да как замахнется на Петю корзинкой. Еле Петя ноги унес. Отдышался он немного – дальше пошел. А город уже совсем проснулся. Летят трамваи, спешат на работу люди. Грохочут грузовики – скорее, скорее надо сдать грузы в магазины, на заводы, на железную дорогу. Дворники счищают снег, посыпают панель песком, чтобы пешеходы не скользили, не падали, не теряли времени даром. Сколько раз видел все это Петя Зубов и только теперь понял, почеми так боятся люди не успеть, опоздать, отстать. Оглядывается Петя, ищет стариков, но ни одного подходящего не находит. Бегут по улицам старики, но сразу видно – настоящие, не третьеклассники. Вот старик с портфелем. Наверное, учитель. Вот старик с ведром и кистью – это маляр. Вот мчится красная пожарная машина, а в машине старик – начальник пожарной охраны города. Этот, конечно, никогда в жизни не терял времени понапрасну. Ходит Петя, бродит, а молодых стариков, старых детей, – нет, как нет. Жизнь кругом так и кипит. Один он, Петя, отстал, опоздал, не успел, ни на что не годен, никому не нужен. Ровно в полдень зашел Петя в маленький скверик и сел на скамеечку отдохнуть. И вдруг вскочил. Увидел он – сидит недалеко на другой скамеечке старушка и плачет. Хотел подбежать к ней Петя, но не посмел. – Подожду! – сказал он сам себе.– Посмотрю, что она дальше делать будет. А старушка перестала вдруг плакать, сидит, ногами болтает. Потом достала из одного кармана газету, а из другого кусок ситного с изюмом. Развернула старушка газету, – Петя ахнул от радости: «Пионерская правда»! – и принялась старушка читать и есть. Изюм выковыривает, а самый ситный не трогает. Кончила старушка читать, спрятала газету и ситный и вдруг что-то увидала в снегу. Наклонилась она и схватила мячик. Наверное, кто-нибудь из детей, игравших в сквере, потерял этот мячик в снегу. Оглядела старушка мячик со всех сторон, обтерла его старательно платочком, встала, подошла не спеша к дереву и давай играть в трешки. Бросился к ней Петя через снег, через кусты. Бежит и кричит: – Бабушка! Честное слово, вы школьница! Старушка подпрыгнула от радости, схватила Петю за руки и отвечает: – Верно, верно! Я ученица третьего класса Маруся Поспелова. А вы кто такой? Рассказал Петя Марусе, кто он такой. Взялись они за руки, побежали искать остальных товарищей. Искали час, другой, третий. Наконец зашли во второй двор огромного дома. И видят: за дровяным сараем прыгает старушка. Нарисовала мелом на асфальте классы и скачет на одной ножке, гоняет камешек. Бросились Петя и Маруся к ней. – Бабушка! Вы школьница? – Школьница, – отвечает старушка. – Ученица третьего класса, Наденька Соколова. А вы кто такие? Рассказали ей Петя и Маруся, кто они такие. Взялись все трое за руки, побежали искать последнего своего товарища. Но он как сквозь землю провалился. Куда только ни заходили старики – и во дворы, и в сады, и в детские кино, и в Дом Занимательной Науки – пропал мальчик, да и только. А время идет. Уже стало темнеть. Уже в нижних этажах домов зажегся свет. Кончается день. Что делать? Неужели все пропало? Вдруг Маруся закричала: – Смотрите! Смотрите! Посмотрели Петя и Наденька и вот что увидели: летит трамвай, девятый номер. А на «колбасе» висит старичок. Шапка лихо надвинута на ухо, борода развевается по ветру. Едет старик и посвистывает. Товарищи его ищут, с ног сбились, а он катается себе по всему городу и в ус не дует! Бросились ребята за трамваем вдогонку. На их счастье, зажегся на перекрестке красный огонь, остановился трамвай. Схватили ребята «колбасника» за полы, оторвали от «колбасы». – Ты школьник? – спрашивают. – А как же? – отвечает он. – Ученик второго класса, Зайцев Вася. А вам чего? Рассказали ему ребята, кто они такие. Чтобы не терять времени даром, сели они все четверо в трамвай и поехали за город к лесу. Какие-то школьники ехали в том же трамвае. Встали они, уступают нашим старикам место. – Садитесь, пожалуйста, дедушки, бабушки. Смутились старики, покраснели и отказались. А школьники, как нарочно, попались вежливые, воспитанные, просят стариков, уговаривают: – Да садитесь же! Вы за свою долгую жизнь наработались, устали. Сидите теперь, отдыхайте. Тут, к счастью, подошел трамвай к лесу, соскочили наши старики – и в чащу бегом. Но тут ждала их новая беда. Заблудились они в лесу. Наступила ночь, темная, темная. Бродят старики по лесу, падают, спотыкаются, а дороги не находят. – Ах, время, время! – говорит Петя. – Бежит оно, бежит. Я вчера не заметил дороги обратно к домику – боялся время потерять. А теперь вижу, что иногда лучше потратить немножко времени, чтобы потом его сберечь. Совсем выбились из сил старички. Но, на их счастье, подул ветер, очистилось небо от туч и засияла на небе полная луна. Влез Петя Зубов на березу и увидел – вон он, домик, в двух шагах белеют его стены, светятся окна среди густых елок. Спустился Петя вниз и шепнул товарищам: – Тише! Ни слова! За мной! Поползли ребята по снегу к домику. Заглянули осторожно в окно. Ходики показывают без пяти минут двенадцать. Волшебники лежат на сене, берегут украденное время. – Они спят! – сказала Маруся. – Тише! – прошептал Петя. Тихо-тихо открыли ребята дверь и поползли к ходикам. Без одной минуты двенадцать встали они у часов. Ровно в полночь протянул Петя руку к стрелкам и – раз, два, три – закрутил их обратно, справа налево. С криком вскочили волшебники, но не могли сдвинуться с места. Стоят и растут, растут. Вот превратились они во взрослых людей, вот седые волосы заблестели у них на висках, покрылись морщинами щеки. – Поднимите меня, – закричал Петя. – Я делаюсь маленьким, я не достаю до стрелок! Тридцать один, тридцать два, тридцать три! Подняли товарищи Петю на руки. На сороковом обороте стрелок волшебники стали дряхлыми, сгорбленными старичками. Все ближе пригибало их к земле, все ниже становились они. И вот на семьдесят седьмом и последнем обороте стрелок вскрикнули злые волшебники и пропали, как будто их не было на свете. Посмотрели ребята друг на друга и засмеялись от радости. Они снова стали детьми. С бою взяли, чудом вернули они потерянное напрасно время. Они-то спаслись, но ты помни: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет.
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Хочется совершать глупости, дикости, нехорошие вещи, а Господь Бог уберегает от этого... И как так получается - не знаю...
По почте знакомый закидывает православной музыкой, даже не спросив, хочу ли я этого. Что-то послушала, а видео вообще не осилила - не мое это. Если я и прихожу в церковь, то не потому что так традиция прописывает, а потому что там свет и нет грязи человеческой.
Нравятся мне вечерние прогулки через полмосквы, которые происходят уже 2 недели - чем больше я двигаюсь, тем чувствую себя прекраснее.
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Сплин
Вниз головой
Что случилось с этим миром Или сдулся шар земной Всё переменилось мигом Всё случилось мирно Всё промчалось мимо Я иду домой
Вниз головой Вниз головой Этот мир перевернулся Вниз головой И завис передо мной Вниз головой Вокруг света обернулся Вниз головой Убежал вернулся Вниз головой Закричал, качнулся Вниз головой Я иду, я падаю, падаю, падаю Вниз головой Я падаю вниз головой
Прощай навсегда шар земной, Но мы расстаёмся с тобой Со всей разноцветной листвой Я падаю вниз головой
Со всей разноцветной листвой Прощай навсегда шар земной, Но мы расстаёмся с тобой Со всей разноцветной листвой Я падаю вниз головой.
Ты, пожалуйста, не бойся Так случается со мной Ни о чём не беспокойся На замок закройся С головой укройся Я иду домой Я иду домой Я иду домой
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
пока ты другим там варишь соленый кофе, куришь или стесняешься снять футболку я тут упрямо рисую знакомый профиль, узкие губы, лоб под короткой челкой в ванной дышу на кафель, пишу записки, мол отболело, спряталось, пробежало мы подпустили прошлое слишком близко, чтоб оно эдак молча теперь лежало
пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на "да-да, вот здесь и ниже" я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет меня повсюду, до куда только достанет. и день утекает словно сквозь пальцы жидкость и я забываю когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.
пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре, я пробираюсь по горной тропинке в воздух, и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь, я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит я перемыла все что нашлось в квартире, и не разбила. хотя подмывало бросить.
пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки, я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных. я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы я поняла,что я все могу и надо же? даже вернуться, видишь, не попросила
“There is a single light of science, and to brighten it anywhere is to brighten it everywhere”. (c) Isaac Asimov
Lunatica
World Under Ice
In the shades he finds protection, he’s a fallen angel on the run The night welcomes him like a lost son As he’s walking under his brother moonlight Nobody knows where he’s coming from His breath is freezing the branches of the trees And his eyes are almost perforating the environment around him
He sets the world under ice His aura is white gleaming Around him eternal coldness
But inside he hides a warm shine as he’s waiting to change into spring Sorrow and grief are his two companions, he’s older than mankind They fear him and the gifts he brings them But they know they need him to reanimate creation In the circle of nature he was always the most displeasing one
A scapegoat for the tragedys of life And this is the way it will always be